Репортаж из прошлого, без фотографий и фамилий

18.04.2020 Выкл. Автор Admin

Николай Николаевич:

– К началу Великой Отечественной войны моему отцу было 17 лет. Жила их семья в Киевской области. Старшие братья ушли на фронт, а он вместе с матерью и сёстрами оказался на оккупированной фашистами территории. Фашисты всех трудоспособных юношей отправляли на работы в Германию, поэтому родственники прятали его. Но всё же моего папу обнаружили и отправили в гетто. Он дважды сбегал, но его ловили и всё же отправили с эшелоном в Германию, а оттуда на барже в Италию. Отец был освобождён американцами из Италии. По возвращении на родине был направлен на госпроверку на 6 лет на Урал, в посёлок Калья. Здесь был проверочно-фильтрационный лагерь, а в нынешнем доме № 65 на 40 лет Октября (тогда она называлась улицей Молотова) стояла комендатура, в которой отец отмечался.

С 16 января1946 года отец начал работать на СУБРе горным плотником, затем забойщиком на шахте №4 Кальинского бокситового рудника. В 1947 году познакомился с мамой, которая героически воевала и дошла до Берлина, а после добровольно приехала работать на эту же шахту. Сначала они вместе на Калье жили в насыпной землянке из горбыля и опилок, в районе нынешней шахтной компрессорной за железнодорожной линией. Затем от шахты им дали комнату в двухэтажном бараке на улице Молотова, а уже после папа построил свой дом. Работал добросовестно и неоднократно поощрялся руководством СУБРа.

В 1983 году отец был травмирован в шахте, у него были многочисленные переломы, и он в этом же году скончался. Так трагично закончилась его трудовая биография. До реабилитации он не дожил.

Александр Алексеевич, 89 лет:

– Сам я в плену не был, но с «шестилетниками» рядом жил на Калье. Ведь кто такие «шестилетники»? Такие же мужики были. Воевали, попали в плен, а Сталин сказал: «У нас пленных нет, есть враги народа». Потом в лагерь на проверку привезли.

Вот на улице Калинина жил в своем доме Иван К. Мы с ним вместе работали взрывниками. Рассказывал, что был в плену, освободили и сюда отправили. Был бы я на три года старше, мог бы угодить в плен, а потом в «шестилетники». Любой мог бы.

А рассказывали они, что бывало так. Вот приходит начальство в лагерь и проповедует такую тактику: « Товарищи, вы все пленные, вас надо освободить. Но среди вас есть изменники родины, их надо выудить, вывести. А кто не виноват – отправить домой». Вдвоём работали два мужчины молодых. Прослушали это, и пошли опять работать на разных работах для заключенных, чаще землю копать. И говорит один: «А что они сейчас могут найти? Я служил в гестапо и пойди докопайся, где я был…»

Не успели до ужина доработать – пришла милиция. «Вы арестованы», – и повели. «Служил у этих, как рассказывал?» Всё, человек себя выдал. Вот так тоже было. Но таких немного, таких и не жаль. А основная масса людей – это уже проверенные, которым правительство приговор дало: 6 лет работать без права выезда. Ведь нужно было кому-то трудиться на Урале, добывать эту руду «летающую» и лес валить. Вот их сюда и загнали. А шахтёром пока привыкнешь, пока выучишься, это года два. А не каждый по своей воле останется, выдержит.

Были ли полицаи? И про таких рассказывал мне знакомый взрывник, который потом начальником шахты стал: «Один паренек был такой исполнительный, душа человек. Пришли и говорят, что он был у немцев полицаем. Его увезли куда-то и расстреляли».

– Татьяна Николаевна:

Когда в 1943 году русские стали отступать из Моздока, старались эвакуировать всё, что можно. А что не могли, то сожгли, чтобы немцам не досталось. Когда стали эвакуировать документы и материалы, тогда с военкомата всех призывали. И зятя моего, Ивана, призвали в обоз, чтобы на лошадях с бричками возить всё к поезду. На фронт его не брали, потому что у него один глаз совсем не видел. А тут он ушёл, его два дня нет и нет… Потом к нам на окошко сел голубь. Мама говорит: « Какое-то известие будет». И вот, они везли обоз, и Иван забежал домой, попрощался, и больше мы его не видели до 1946 года. А жители станции рассказали, что русский обоз весь разорили немцы, мужчин в плен взяли, ящики забрали. Они думали, там богатства, а там всякие документы. Прямо у железной дороги Ивана нашего схватили. И люди со станции видели, как его и других с обоза погнали безоружных, в гражданской одежде, в плен.

А в 1946 году Иван приехал весной. Мы посадили уже огород как раз. Приехал, рассказал, что его из плена освободили и отправили на Калью. Проверили в лагере и убедились, что он не виновен был, и что его немцы силком захватили. Потом оставили на поселении, где он стал под надзором в шахте работать, а как разрешили, он сразу в отпуск приехал. Увидел, как мы тут живём: ничего нет, даже подушки, всё забрали немцы. Голод был, траву ели, в огородах ничего не росло. Сады повырубили немцы, в огородах одно железо, детишки на неразорвавшихся в войну снарядах погибали… Он сказал, что пришлёт жене с ребёнком вызов, если дадут. Уехал и через месяц пришёл вызов, и она собралась с Колей и уехала. Письма нам писала, что живут на Калье неплохо. Иван работал в шахте, отмечался в комендатуре.

Валентина Иосифовна:

– Мой отец в 1941 году ушёл на фронт, откуда попал в плен. Папа в молодости был высоким, крепким и сильным. Рассказывал, что угнали его в Германию, где заставили работать на частном подворье. Неподалёку был лагерь, обнесённый колючей проволокой, и папа умудрялся тайком от хозяина передавать понемногу продукты заключенным. Отец был очень добрым, он и после на Калье всем помогал дома строить и вообще, чем мог. Так вот, когда немец – хозяин узнал о том, что он подкармливает пленных, сказал папе: «Работник ты хороший, но если ещё раз замечу, то сдам в гестапо». Когда из плена освободили- повезли не на родину, а на войну с японцами. Но не доехали, потому что японцы объявили о капитуляции. Поэтому папу привезли на лесосплав в Пермь.

В 1953 году отца из Перми отправили в Калью на работу подземным горным каталем на Третий Северный рудник. После того, как был принят в 1991 году закон «О реабилитации жертв политических репрессий», папа попросил меня написать в Москву письмо. Продиктовал текст, в котором подробно описывал, что с ним произошло в годы войны: где воевал, как попал в плен и где в плену работал. Спустя некоторое время ему пришёл ответ, и дважды в качестве компенсации он получал дойч марки.

Юрий Алексеевич:

– Мой отчим родом из Запорожской области. Вместе со своим старшим братом воевал и попал в плен, когда генерал Власов сдал свою армию. Вспоминать об этом периоде не любил, только иногда рассказывал, как в плену делили на 40 человек одну буханку хлеба. А после сразу начинал плакать и на этом прекращал воспоминания. Работал на лесозаготовках в посёлке Подсочка, а отмечался вместе с другими «шестилетниками», которых там много было, в комендатуре, которая находилась в посёлке Калья.

Не все «шестилетники» вернулись после снятия ограничений к себе на родину. Многие остались на Калье. И только между собой обсуждали свою судьбу, не распространялись. Им ведь популярно в комендатурах было объявлено, что они заслуживают смертной казни. «Но в связи с победой над Германией, Советское правительство проявило к ним снисхождение, освободив от уголовной ответственности за сдачу в плен, которую приравнивали к измене Родине, и ограничилось отправкой на спецпоселение сроком на 6 лет». Больше года большинство из них проходили проверку в нашем ПФЛ (проверочно-фильтрационном лагере) № 0305. А затем были направлены на шестилетнее спецпоселение. В 1952 году большинство из них было освобождено, а время работы на спецпоселении зачли в трудовой стаж. Но права считаться участниками войны успели добиться не все. Только спустя 46 лет после победы им была предоставлена такая возможность. А многие из них, хлебнувшие тягот войны, ранений, плена и после работавшие на самом тяжёлом производстве, конечно, не дожили до 1991 года. А кости некоторых из них, которые умерли ещё в зоне, находили в шестидесятых годах в огородах Кальи, распаханных на местах захоронений.

Светлана Адеева, краевед.