Попутчик

Ветеранов, которые начали войну с её первого дня, 22 июня 1941, уже почти не осталось, если есть еще кто-то в живых, то им уже лет за сто.

Каждый ветеран уходит от нас туда, откуда нет возврата и уносит частицу воспоминаний, которые не забываются всю жизнь, порой даже мешает спокойно жить. Такие события порой не описаны в исторических материалах.

Одно из них мне пришлось услышать в 1970 году: в июне мы всей семьей поехали на Кавказ. Билеты у нас куплены до Минеральных вод. Но мы никак не могли выехать из Свердловска: не было билетов. Нам посоветовали добраться до Челябинска, поскольку там шёл проходной поезд из Абакана и были свободные места. Мы так и поступили. В Челябинске долго сидеть не пришлось, поезд пришёл быстро. Проводница поселила нас четверых в свободное купе плацкартного вагона.

Когда прилично отъехали от Челябинска, на одной из остановок наши девочки, сидя за боковым столиком, запели дуэтом без музыкального сопровождения. Старшей тогда было 14 лет, а младшей – 4 года. Старшая, кроме школы, ходила в кружок художественной самодеятельности на Третьем Северном и знала много песен, а младшая повторяла за ней, и получался неплохой дует. Когда они пели, многие молчали, а когда дошло до слов: «То ли гроза, то ли эхо прошедшей войны», вагон замер, тишина стояла гробовая, и только слышны были голоса двух маленьких певуний. После песни пассажиры заговорили, а некоторые даже в ладоши захлопали.

Неожиданно из соседнего купе вышел пожилой мужчина, поцеловал девочек, погладил обоих по волосам и обратился ко мне: «Ваши?». «Наши сорванцы», – ответил я.

Мы познакомились. Он представился Филимоновичем (так все звали его в родном посёлке), а так как между нами была большая разница в возрасте, я постеснялся задавать лишние вопросы и узнать, как его фамилия. Так и остался ветеран Великой Отечественной войны в моей памяти просто Филимоновичем.

Он неторопливо начал свой рассказ:

– Я стараюсь не вспоминать страшные события войны, а рассказывать тем более, но иногда меня приглашают в школу и приходится. Как ни стараюсь забыть один случай, не получается: память делает свое.

Двадцать девять лет прошло, как началась война, а воспоминание первого дня войны мне до сих пор не дает спокойно спать, порой даже просыпаюсь в холодном поту. В самом начале войны я, будучи кадровым военным, служил в Белоруссии на границе. Все боеприпасы, которые были в нашем распоряжении, находились на складах, без приказа сверху нельзя было их раскрывать. Когда немцы стали наступать, ждать приказа сверху не было времени и ребята начали раскрывать склады. Чтобы они не наломали дров, мне пришлось применить табельное оружие, но я не хотел убивать, однако выстрел оказался смертельным. Эта первое убийство, которое я совершил в первое утро войны, до сих пор сидит в памяти. Окажись он вражеским солдатом, я бы забыл, но, видимо, душа того паренька не хочет оставлять меня в покое…

Вот такой рассказ о первых минутах войны мне пришлось услышать от Филимоновича под стук колес вагона.

Они с дочкой доехали до Волгограда, там фронтовика ждали друзья, более двадцати лет они не виделись. При разговоре Волгоград он называл Сталинградом, хотя он про Сталинградскую битву ни разу не вспомянул, похоже, и в этом сражении ему пришлось участвовать.

Перед выходом в Волгограде Филимонович надел китель военного образца, это произвело незабываемое впечатление, я даже дар речи потерял: на правой стороне кителя было несколько знаков отличия, а слева от плеча до почти низа китель украшали орденские колодки, там их было много десятков.

На прощание ветеран пожелал нам счастливого отдыха, а на перроне его радостно встречала группа людей, я помахал вслед.

Анатолий Никонорович.