НЕЗАБЫВАЕМЫЙ ВЕЧЕР

По-моему, у каждого человека на всю жизнь остаются в памяти эпизоды детства.

Житейская суета отодвигает эти воспоминания в глубь души, но со временем туман рассеивается. Оказывается, что память многое хранит, разумеется, отрывочно. Так и со мной. Неожиданно туманные очертания раннего детства, спрятанные в глубине души, оживают. Я вижу себя в кругу любимых родителей. Наша семья – это мои мама, папа, дядя Миша, папин брат, и я. Мне, должно быть, пять или шесть лет.

Мы живём в мансарде, маленькой квартирке под крышей. Кухня, две комнатки, прихожая. Одна комната немного больше. В ней я бываю редко. Комната с небольшим балконом. Сейчас зима. Окна запорошены инеем. Балкон наглухо закрыт. Щели законопачены ватой, заклеены полосками бумаги. Мама считает, что в комнате прохладно, и я могу простудиться. Одета я всегда тепло, но слово «простуда» слышу часто. Дверь в эту комнату прикрыта, и я решаю, что Простуда, похожая на сказочную Бабу Ягу, живёт в комнате за закрытой дверью. Поэтому меня она и не трогает

Сегодня у меня удивительный и радостный день. Папа и дядя Миша дома. Значит, выходной день, воскресенье. Утро солнечное, светлое. Позавтракав, папа и дядя Миша решают прогуляться со мной. Берём саночки и идём в парк. Гуляем по заснеженным дорожкам, мостикам. Любуемся деревьями, перламутровыми отблесками снега. Папа учит меня кататься с горок. Я падаю в сугроб, смеюсь. Дома с восторгом рассказываю маме о прогулке.

Зимний день короток. Солнышко тускнеет, куда-то прячется. Медленно приближается бесконечный вечер. Сыграв партию с папой в шахматы, дядя Миша уходит на вечернюю прогулку. Мы остаёмся втроём. В квартире тепло. В холодной комнате топится печь. Комнату освещает электрическая лампочка, прикрытая абажуром.

– Простуды нет, должно быть она испугалась тепла и убежала прочь, – думаю я. Я счастлива, мне очень весело, я много смеюсь.

Мама протирает от пыли листья цветов, переговаривается с папой. Он подкладывает дрова в печь, поправляет кочергой головни. Я прыгаю ему на спину, соскакиваю, со смехом убегаю. Опять вбегаю в комнату. Из-за ширмы выходит папа, в руке большой футляр. Ставит его на пол, щёлкают защёлки. Футляр открыт. Внутри странный овальный предмет. Это музыкальный инструмент, называется мандолина. Папа рассказывает мне об её устройстве. Что такое струны, гриф, колки… Показывает альбом с непонятными для меня значками.

– Это ноты, по ним играют, – добавляет, – музыку надо слушать.

Я молча отдаю ему альбом. С музыкой, звучанием музыкальных инструментов я не знакома. Ни радио, ни патефона у нас нет.

Папа отодвигает ширму, ставит подставку (пюпитр), кладёт на неё нотный альбом. Садится на край кровати и кладёт мандолину на колени. Проводит пальцами по струнам, и я слышу стройный красивый звук. Комната наполняется удивительными нежными звуками. Это первый музыкальный аккорд, услышанный мною. Он берёт прозрачную пластинку (медиатор), открывает нотный альбом, касается струн. Они заговорили! Весело, задорно. Я слушаю, держась за металлическую спинку кровати. Смотрю на папины пальцы, струны. Мне очень весело. Хочется как можно выше подтянуться, держась за спинку, подпрыгнуть, присесть, хлопнуть в ладоши.

Подходит мама, переворачивает нотный лист. На секунду музыка смолкает.

– Папа, ещё, ещё…, – кричу я.

Улыбнувшись в усы, он опять кладёт руки на струны. Концерт продолжается. Должно быть, папа играет народные задорные плясовые мелодии. Жаль, что я не умею танцевать. Я в восторге от папиной игры, вообще от музыки. Она овладела мной. Не замечаю как быстрый, радостный темп сменяется медленным. Я уже не прыгаю, не смеюсь. Слушаю. Неторопливо, спокойно звучит музыка. В ней звучит напев птичек, журчит вода в родниках, шумит водопад, переливая воду из одного озера в другое. Слышу шелест листьев, вижу цветы на клумбах. Это же наш парк летом! Я уже не только слушаю – музыка живёт во мне. И вдруг вспоминаю мамин рассказ.

Однажды, увидев, что я внимательно наблюдаю, как за окном медленно падают на окно пушистые снежинки, она говорит:

– Знаешь, что далеко-далеко есть страна Юг. Там никогда не бывает зимы. Всегда светит солнце, очень тепло. Цветут цветы, растут деревья с красивыми большими листьями. Вот туда улетают на зиму птички.

Подхожу к нашим цветам в горшках. Трогаю листья, и вдруг передо мной расстилается луг, где много, много цветов. Тёплый ветерок склоняет их головки. Пролетает стайка щебечущих птичек…

Всё медленнее и тише звучит музыка. О чём-то грустном говорят струны. А ещё мне кажется, что папа играет что-то понятное только ему.

Сказочный мир постепенно рассеивается…

Мой виртуальный мир музыки нарушает скрип двери. Входит мама. Я не заметила, когда она выходила. Оглядываюсь. Печь протоплена, заслонка закрыта. Папа укладывает мандолину в футляр.

– Дядя Миша пришёл. Пойдёмте чай пить, – говорит мама.

Я даже не заметила, когда она вышла. Папа укладывает мандолину в футляр, закрывает, ставит на место. Берёт меня за руку, и мы идём на кухню. Концерт окончен. Удивительно, но музыка ещё звучит во мне.

Мама наливает мне чай на блюдечко, чтобы остыл. На блюдечке рисунок из листьев и красных роз. И опять где-то внутри меня звучит музыка.

– Пей чай, уже остыл, – слышится голос мамы.

Я прикасаюсь губами к краю блюдца…

Больше музыкальных вечеров в нашей семье я не помню. Наверное, их не было. Помешала Великая Отечественная война, танцевальную и нежную лирическую музыку сменили вой сирен, взрывы бомб, залпы зениток. Мы вынуждены покинуть город. Вскоре папа умер. Судьба мандолины мне не известна, но я не забыла этот вечер.

Прошло много десятилетий. Иногда мне кажется…

В нашу опустевшую квартиру постоянно входят, выходят люди. Их много. Один человек стоит в стороне. Смотрит на чёрный футляр в углу. Он знает, что футляр для музыкального инструмента. Открывает. Видит мандолину. Проводит по струнам рукой. Струны поют грустную песнь. Кто он? Музыкант? Музыковед? Любитель? Закрывает футляр и исчезает с ним.

… В небольшом музее струнных инструментов хранитель-коллекционер рассказывает посетителям истории каждого инструмента. В руках у него наша мандолина. Он рассказывает о тернистом пути инструмента. Струны поют свою печальную песнь. Мандолина живёт. Он добавляет:

– Первый владелец инструмента не известен.

Это мои грёзы, но я хочу, чтобы было так.

Надежда ЯКОВЛЕВА.