«Не умрёте, помощь придёт…»

Мне уже девятый десяток, чего-то я уже и не помню. А вот как тяжко было жить в войну, помню до сих пор. Такое не забывается…

Мои родители Андрей Иванович и Акулина Ивановна Лисицкие, оба 1911 года рождения. К началу войны, в 1941 году, у них было уже трое детей: две дочери (Мария и я) и сын Василий. Жила наша семья в Волгоградской области, когда в 1941 году отца забрали на фронт защищать родину от фашистов.

Недалеко от нас, в Балашове, был военный аэродром и фашисты сильно его бомбили, сносили прямо на «нет», поэтому над нашим селом часто летали немецкие самолёты, а от бомбёжки доставалось всей округе. Сначала мы прятались в подвале, потом наша хата совсем развалилась, и маме пришлось вместе с нами, малышами, прятаться в землянке.

Я была самая младшая и постоянно хотела и просила есть. А кушать было нечего, и мама каждый маленький кусочек хлеба делила на четверых. Она мне после рассказывала, что я даже однажды сказала: «Как было бы хорошо, если бы мои брат и сестра посдохли, тогда мы с тобой, мама, хлебушек только на двоих делили». Когда мама мне такое поведала, я спросила, а почему она меня не отлупила за такие слова. Мама ответила: «Пошто бить, кожа да кости у тебя были, да и за что?». Потом, уже много лет спустя, брат и сестра, когда приезжали, звонили или писали, шутили: «Люба, это я, я ещё не посдох(ла)».

Уже после войны, когда заходил с отцом спор и он сгоряча укорял маму: «А ты попробуй по трупам пошагать!», мама ему в ответ говорила: «А ты попробуй голодным окопы покопать и кусочек хлеба всегда делить на четверых». Так что было нам ничуть не легче, чем бойцам под пулями.

Однажды настал такой день, когда мама сварила нам последние съестные остатки и сказала: «Дети, сейчас мы это съедим, а завтра умирать будем». И в это время к нам зашла нищенка. Мама ей объяснила, что мы сами голодаем, последнее доедаем, и завтра хоть умирай. Но поделилась с нею несколькими ложками бульона. А мы увидели, и давай скорее с жадностью хлебать остатки. Нищенка отогрелась и сказала только два слова: «Не умрёте». Мама спросила: «Как же?» Нищенка ответила: «Помощь придёт».

И на следующий день нам почтальон принесла перевод на 30 рублей. Это мамина сестра из Ашхабада прислала. Ох, мы тогда и обрадовались, купили в совхозе жмыха из семечек, чуть зубы не сломали, его разгрызая, но благодаря этим деньгам с голоду не умерли. Тётя нас буквально от голодной смерти спасла. Ещё знаю, что выжить нам помогла вера и икона, которую мы всё время берегли.

Когда в 1933 году в селе большевики разожгли большой костёр, иконы сжигали, отец спрятал за пазухой деревянный рукописный образ Пресвятой Богородицы праворучицы, который и до сих пор меня хранит.

С тех пор, как отца забрали на фронт, мы много лет ничего о нём не слышали и уже думали, что он пропал без вести. Вылезли после войны из землянки, мамины сёстры помогли построить из глиняных кирпичей однокомнатное строение с соломенной крышей и с печкой внутри, в котором мы и стали жить…

Топили печь соломой, поэтому тепло долго не держалось. Мама работала в совхозе, в котором выращивали хлеб и разводили коров. Ни одного колоска взять домой было нельзя – судили и сажали. А я была маленькой, и однажды пролезла под оградой и схватила горсточку зерна в свою крохотную ладошку. А сторож Иван Иванович меня так хлестанул по руке, что до крови кожу разодрал. Но председатель меня тогда спас, он сказал сторожу: «Отпусти, много ли ребёнок взял в свою ладошку. А вот тебя я проверю, когда ты домой с работы пойдёшь, сколько в кармане унесёшь».

Уже через много лет я как-то встретила этого сторожа, и он меня спросил, помню ли я его? Я ответила: «Иван Иванович, разве вас можно забыть? У меня до сих пор руки трясутся, как вспомню, как вы меня за эту горсточку до крови хлестанули». После войны с одеждой ещё было плохо, валенки мы носили по очереди, но я всё же окончила 7 классов. Как мы выжили тогда, сама удивляюсь.

А в 1953 году вдруг объявился наш отец. Помню, что посадил меня на колени и обнял, мы все были очень рады, ведь уже не надеялись увидеть его живым когда-нибудь. Папа объяснил, что во время войны попал в плен к немцам, а после освобождения его отправили работать на Урал и не разрешали общаться с семьёй. Увидев, как мы живём, он забрал нас всех с собой. Так в 1954 году мы приехали в Североуральский район.

Помню, что ехали долго по железной дороге и высадились в лесу. Я ещё спросила: «А где мы будем жить?» Отец ответил: «Потерпи, сейчас пойдём по тропинке и придём». Была зима, холодно, но мне сразу так понравилось, что вокруг было много больших ёлок, ведь раньше я ёлочки видала только на новогодние праздники.

Пришли мы по тропинке к деревянному бараку в посёлке Центральная Калья, где и прожили до весны. Помню, что там жило много литовцев. Отец работал лесорубом с утра до вечера. Весной перебрались в соседний посёлок Подсочка, а потом уже и на Калью. Здесь такой нужды и голода не было. И верю я и молюсь Богородице, чтобы нашим детям и внукам такого не пришлось испытать.

Рассказала Любовь Андреевна РЕШЕТНИКОВА (в девичестве Лисицкая), записала краевед Светлана АДЕЕВА.