Калитка в прошлое
07.04.2019Зимовье Баронское возникло именно как зимовье с началом строительства Чердынско-Богословской дороги М. Походяшиным в 1764 г, но в 1758 г. эти земли были отведены барону А.Строганову под строительство завода.
Вскоре здесь появились контора, амбар, три дома, но завод так и не построили. Позже здесь жили охотники, старатели, сплавщики леса. Посёлок закрыт в 1968 году.
История Баронского зимовья не раз становилась темой краеведческих статей и видеосюжетов, заняла она своё место в книге «Деревенька моя» отражена и в экспонатах «музея под открытым небом» при турбазе, расположившейся сейчас на месте этого старинного поселения. Ни барон А. Строганов, мечтавший построить завод на этой земле, ни М.Походяшин, устроивший здесь зимовье при Чердынско-Богословской дороге для своих работников, ни советские чиновники, объявившие борьбу с неперспективными деревнями, не предполагали, что Баронское будет так долго жить вопреки всему: то умирая, то возрождаясь в новом качестве.
Кажется, что прочитаны все страницы истории этого красивого места, но оно не перестаёт нас удивлять и озадачивать. Каких только «подарков» не преподносила нам эта земля: старинные рудники и выходы яшмы, развалины посёлка 30-х годов на реке Лямпа, обозначенного на старой карте как «Двадцатый» и огромные – до 40 см кованые гвозди, на которых до сих пор держится старый тригопункт на Константиновской сопке.
Тем не менее снова происходят события, открывающие ещё одну «калитку в прошлое», появляются люди, которые добавляют «новые факты о старом». Порой это отрывочные воспоминания, отдельные штрихи к уже известному или просто житейские истории, связанные с этим местом. Собранные все вместе, они дополняют, раскрашивают свежими красками живописное полотно истории нашего края.
Такой «калиткой в прошлое» стало наше путешествие на Баронское в первых числах марта. В этот раз вместе с Михаилом Цыганко сюда приехал Анатолий Анатольевич Коптяков, на эту поездку его толкнуло то, что сейчас называют импортным словом «ностальгия». Так сложилось, что большая часть его жизни связана с Баронским зимовьем, и он помнит посёлок ещё живым. Хоть и жили они уже в Покровск–Уральском, но каждое лето ездили на Баронское косить сено, рыбачили, брали ягоду.
– Первый раз я косил, – вспоминает Анатолий,– когда мне было 7 лет. Летом – мой первый покос, а осенью я пошёл в школу. Сено с Баронского было самым душистым, ни одного пучка не оставалось, всё скотина подъедала – разнотравье. Вот за этими кедрами была наша поскотина, там дальше стоял мощный кедр, который звали «мешочником»: по мешку орехов с него брали. На дальнем краю покосов у реки была ровная площадка, там ребята в футбол играли, когда всё скошено было. Покос косишь, на одном боку висит «дымка» (репеллентов тогда никаких не было), на другом – топорик – подрост молодой вырубать, берегли покосы, чистили.
Одним из первых «объектов», который мы показали нашему гостю, была огромная бочка больше метра в диаметре, врытая в землю. Мы давно ломали голову – зачем это было нужно? Каждый посетитель выдвигал свою версию. Всё оказалось просто: так устраивали «ледники» для хранения мяса в тёплое время года. Весной до того, как вскроется река, выпиливали куски льда, выкладывали ими дно и стены бочки. В таком импровизированном холодильнике мясо долго не портилось.
На «большую поляну», как мы её называем, дороги нет, на днях выпал свежий снежок, добираемся туда на снегоходе, за что спасибо Андрею Шарпаеву. Именно эту, старую часть, местные называли Баронским. Здесь на высоком берегу стояло несколько домов, много построек. Внизу – поскотины, кедры. А вторую половину, у устья реки Меленка, так и называли, Меленкой. Там, на высоком берегу Ваграна, у самой реки стояло несколько домов. От них сохранился только один воротный столб. За Меленкой было ещё два дома – богатые, добротные дома, там же находился магазин.
Анатолий Анатольевич и сейчас помнит многих жителей посёлка и где чей дом стоял:
– Вот здесь, – показывает он, – была школа, в ней мой отец учился. А на том краю, за последним домом, долго ещё банька стояла, мы в ней ночевали на покосе, когда уже последний дом сожгли. За банькой лежал огромный камень, длинный такой валун. Он барометром был. Дед пойдёт с утра, посмотрит, если камень сухой – идём косить, если влажный – покос отменяется, дождь будет.
Показываю Анатолию Анатольевичу старую фотографию Баронского – большой двухэтажный дом, что там было?
– Так это дом моего отца, Константина Александровича Корионова, этот дом дед с братом строили, он был поделён на две половины – на две семьи. Здесь на кладбище и мой отец похоронен. Родного отца – Анатолия Прокопьевича Коптякова, я и не помню, он умер, мне полгода было, он из села Коптяки. Мать, Лидия Фёдоровна, из репрессированных, их семью раскулачили и выслали в Коптяки за то, что у них была лошадь и корова. Там они с отцом и познакомились. Приехали на Покровский рудник, в 1949 г. родилась дочь, в 1955 – я. Когда отец умер, мать осталась одна с двумя детьми, а через два года они сошлись с Константином Корионовым. У него тогда жена умерла, и он остался с детьми. Отец (Корионов) уроженец Баронского, отсюда в армию ушёл, приехал, женился, жить остался в Покровске.
На старом кладбище из-за снежного покрова найти что-либо трудно. Виднеются несколько деревянных крестов, пара поржавевших памятников, сваренных из металлических прутьев. Имён на них уже не видно.
Чуть позже мы спускаемся к Меленке, по колено в снегу поднимаемся на противоположный берег.
– Вот там, – показывает Анатолий Анатольевич,– у тех сосенок, на самом берегу Ваграна был маленький магазинчик.
Прикидываю, что места для магазинчика как-то маловато: с одной стороны довольно крутой берег, с другой дорога на выруба. Наш гость рассеивает мои сомнения:
– Так дороги-то этой тогда ещё не было!
Но его ответ порождает новый вопрос – дороги не было, значит, не было и моста через Меленку. А как же люди ходили в этот магазинчик с той стороны, берега у этой маленькой речушки и так болотисты, а весной их ещё и основательно подтопляет?
– А здесь, – показывает он место ниже нынешнего моста, – стоял длинный пешеходный мостик на высоких сваях, людям вниз спускаться не приходилось.
Я в который раз удивляюсь, насколько продуманным было здесь житьё. Из этих рассказов, постепенно, шаг за шагом, вырисовывалась реальная картина посёлка в том виде, каким он был в середине двадцатого века.
Стемнело, мы основательно промокли. Разговор неспешно продолжался у тёплой печки, за ужином. Страницы воспоминаний перелистывались по им одним понятным законам: то вперёд, то назад, не соблюдая никакой хронологии. Что называется – нахлынуло.
– А какой хариус в Вагране водился! На ночь сеть поставишь, к утру – штук двадцать хариусов.
– В посёлок Шомпу ходили за хлебом. Там знатный хлеб пекли. Булки большие, руками сожмёшь – в кулак, отпустишь, а она расправляется.
– А узкоколейку-то в конце 70-х стали разбирать, чтоб план по сдаче металлолома шахте «Первомайская» выполнить.
Точно знаю, что сюда мы ещё вернёмся летом, не все истории рассказаны…
Наталья Махвиеня.